Автор концепции Третьей промышленной революции, известный ученый, влиятельный американский экономист и эколог Джереми Рифкин, считает, что на смену традиционным централизованным моделям бизнеса в ближайшие полвека должны прийти новые структуры. Наследие первой и второй промышленных революций – иерархическая организация экономической и политической власти – неминуемо уступит место горизонтальному взаимодействию, когда сотни миллионов людей будут генерировать собственную зеленую энергию дома, в офисах и на фабриках и делиться ею друг с другом в «энергетическом Интернете». Рассматривая базовые характеристики и принципы функционирования такой инфраструктуры, Джереми Рифкин показывает, какие препятствия и возможности лежат на их пути в разных сообществах, странах и в мире в целом. Его видение третьей промышленной революции официально принято Европейским сообществом и Китаем и поддержано ООН, и уже сейчас делаются попытки реализовать новую экономическую парадигму.
Приоритетной задачей Европейского союза в первой половине XXI века, по словам Джереми Рифкина, «должно стать лидерство в третьей промышленной революции». Сокращение выбросов углекислого газа – всего лишь часть проблемы: настало время перехода к низкоуглеродной экономике. Это не утопия, здесь нет ничего футуристического: через четверть века каждый дом будет «мини-электростанцией», обеспечивающей чистой энергией внутренние потребности и отдающей ее избыток другим. У третьей промышленной революции три фундаментальных источника, три столпа, которые Джереми Рифкин описывает так ярко и убедительно: широкая эксплуатация возобновляемых источников энергии, строительство зданий, которые сами вырабатывают энергию, и переход к использованию водорода в качестве аккумулятора энергии. На карту поставлено будущее Европейского союза, и о «будущем» нельзя думать как о том, что будет после нас! Мы не имеем права упустить такую возможность: третья промышленная революция – это шанс перевести европейскую экономику на перспективную и устойчивую основу и, таким образом, обеспечить ее долгосрочную конкурентоспособность. Ханс Герт Пёттеринг, председатель Европарламента, выступление на втором форуме ЕС «Агора граждан», 12 июня 2008 г.
Выходные данные книги: Третья промышленная революция: Как горизонтальные взаимодействия меняют энергетику, экономику и мир в целом / Джереми Рифкин: Альпина нон-фикшн; Москва; 2014, ISBN 978-5-9614-3525-2 Переводчик Вячеслав Ионов, Руководитель проекта И. Серёгина, Корректоры М. Миловидова, С. Мозалёва, Компьютерная верстка А. Фоминов, Дизайнер обложки О. Сидоренко, Фото на обложке Shutterstock. © Jeremy Rifkin, 2011, © Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2014, © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Информация из книги опубликована с разрешения издательства ООО «Альпина нон-фикшн» Купить эту книгу на сайте издательства
Содержание: Часть I
Часть II
Часть III
Благодарности Прежде всего я должен поблагодарить Николаса Изли, возглавляющего направление глобальных операций, за тщательный контроль соблюдения общего замысла «Третьей промышленной революции» и за редакторский вклад в создание книги. Я признателен Эндрю Линоузу, директору по программам, за строгое управление нашей повседневной работой и за ценные редакторские замечания. Я также благодарю наших стажеров Флору де Словер, Альму Веласкес, Вальбону Тика, Лорен Буш, Барта Провуста, Дивиа Сусарла, Бобби Самьюэла, Брайана Бауэра, Петроса Кусму и Шона Мурхеда за квалифицированную помощь в подготовке рукописи. Я очень признателен редактору Эмили Карлтон за ее энтузиазм и преданность этому проекту, а также за многочисленные предложения по оформлению книги. Благодарю также моего агента Ларри Киршбаума за идеи по первоначальному предложению книги и ее позиционированию на глобальном рынке. Особой благодарности заслуживает Анджело Консоли, который руководил нашими европейскими операциями в течение последних девяти лет. Его политическая проницательность и беззаветная преданность делу очень помогли в превращении видения, представленного в «Третьей промышленной революции», в реальность по всей Европе. Наконец, мне просто необходимо поблагодарить мою жену, Кэрол Грюневальд, за ее советы и терпение на протяжении последних 22 лет. Наша общая мечта о создании более стабильного мира для каждого человека вдохновляла нас в течение всего этого времени.
Введение Вашингтон, округ Колумбия
Наша промышленная цивилизация стоит на перепутье. Нефть и другие ископаемые источники энергии, которые составляют ее основу, исчерпали себя, а порожденные ими технологии уходят в прошлое. Промышленная инфраструктура, выстроенная на ископаемом топливе, устаревает и требует обновления. В результате этого во всем мире растет безработица. Правительства, компании и потребители погрязли в долгах, а уровень жизни падает. Миллиард человек, почти седьмая часть населения Земли, страдает от недоедания и голода. К тому же на горизонте уже маячит проблема изменения климата, связанная с промышленностью, в основе которой лежит ископаемое топливо. Ученые предупреждают, что нас ждет катастрофическое изменение температуры и химии планеты, грозящее дестабилизацией экосистем по всему миру. Они не исключают массового вымирания растений и животных в конце столетия, которое поставит под вопрос выживание человека как вида. Все яснее вырисовывается потребность в новой экономической концепции, способной обеспечить нам более справедливое и устойчивое будущее. К 1980-м гг. начали накапливаться свидетельства, указывающие на то, что промышленная революция на основе ископаемого топлива достигла пика и что изменение климата, вызванное деятельностью человека, ведет к планетарному кризису невиданного масштаба. На протяжении последних 30 лет я занимался поисками новой парадигмы, которая могла бы положить начало постуглеродной эры. В результате этих изысканий я понял, что великие экономические революции случаются в истории тогда, когда новые коммуникационные технологии сливаются воедино с новыми энергетическими системами. Новые энергетические режимы делают возможной более взаимосвязанную экономическую деятельность, расширяют коммерческий обмен, а также способствуют более тесным и всеобъемлющим социальным взаимоотношениям. Сопутствующие им коммуникационные революции предоставляют средства организации и управления новой пространственно-временной динамикой, обусловленной новыми энергетическими системами. В середине 1990-х гг. стало очевидно, что новая точка схождения коммуникационных и энергетических технологий не за горами. Интернет-технологии и возобновляемые источники энергии уже готовы соединиться и сформировать мощную новую инфраструктуру для третьей промышленной революции, которая изменит мир. В грядущей эпохе сотни миллионов людей будут сами производить зеленую энергию у себя дома, в офисах и на заводах и делиться ею через «энергетический Интернет» точно так же, как мы сейчас создаем информацию и делимся ею в Сети. Демократизация энергии приведет к фундаментальной перестройке человеческих взаимоотношений, изменению самой сути бизнеса, управления обществом, образования и участия в жизни гражданского общества. Впервые с моим видением третьей промышленной революции познакомились слушатели курса повышения квалификации топ-менеджеров в Школе бизнеса Уортона Пенсильванского университета, где последние 16 лет я являюсь старшим преподавателем по вопросам новых тенденций в науке, технологии, экономике и обществе. Во время пятинедельного курса генеральные директора и топ-менеджеры со всего света занимаются проблемами, которые приходится решать в XXI веке. Моя идея довольно быстро проникла в штабквартиры компаний и стала частью политического лексикона глав государств Европейского союза.К 2000 г. Европейский союз уже проводил агрессивную политику сокращения выбросов парниковых газов и перехода к эре экологически устойчивой экономики. В Европе занимались подготовкой целевых показателей и ориентиров, пересматривали приоритеты научных исследований и разработок, вводили кодексы, правила и стандарты нового экономического процесса. В отличие от этого Америку занимали гаджеты и «революционные новинки» из Кремниевой долины, а американские домовладельцы ничего не видели за фантастическим ростом рынка недвижимости, подпитываемым низкокачественными ипотечными кредитами. Очень немногих американцев волновали предсказания нефтяного пика, зловещие сигналы изменения климата и нарастающие признаки того, что в недрах национальной экономики не все ладно. Страна жила в атмосфере самоудовлетворенности, самоуспокоенности и веры в то, что достигнутое благополучие лишний раз подтверждает ее превосходство перед другими нациями. Чувствуя себя в какой-то мере чужим в собственной стране, я решил не следовать мудрому совету Хораса Грили*, который он давал каждому недовольному положением дел еще в 1850 г.: «Поезжайте на Запад, молодой человек, поезжайте на Запад», и отправился в противоположном направлении – через океан в старую Европу, где новые идеи относительно будущего человечества воспринимались всерьез. Знаю, в этом месте многие мои американские читатели станут закатывать глаза и говорить: «Да будет! Европа сходит с ума и живет прошлым. Она давно превратилась в большой музей. Там хорошо провести отпуск, но думать о ней как о серьезном претенденте на роль мировой сцены нельзя». Я не настолько наивен, чтобы не видеть множества проблем Европы, ее неудачи и противоречия. Однако с тем же успехом очернить можно и США, и другие страны за их недостатки. И, прежде чем нам, американцам, раздувать щеки по поводу собственной значимости, неплохо бы вспомнить, что именно Европейский союз, а не США и не Китай, является крупнейшей экономикой в мире. Валовой внутренний продукт 27 стран – членов ЕС больше ВВП наших 50 штатов. Хотя Европейский союз не может похвастаться значительным глобальным военным присутствием, он обладает огромным весом на международной арене. А самое главное, только Европейский союз задается серьезнейшим вопросом о нашем выживании на Земле как вида. Итак, я отправился на восток. Чуть ли не половина последнего десятилетия у меня прошла в Европе. Бывали периоды, когда я каждую неделю дважды пересекал Атлантику и работал с правительствами, деловым сообществом, организациями гражданского общества, продвигая идею третьей промышленной революции. В 2006 г. я вместе с лидерами Европарламента начал работать над проектом экономического плана третьей промышленной революции. В мае 2007 г. Европарламент выпустил официальную декларацию, которая представляла третью промышленную революцию как долгосрочное экономическое видение и дорожную карту для Европейского союза. Сейчас реализацией идеи третьей промышленной революции занимается целый ряд агентств Европейской комиссии и некоторых стран-членов. В октябре 2008 г., через несколько недель после начала глобального экономического кризиса, сотрудники моего офиса организовали в Вашингтоне, округ Колумбия, встречу 80 генеральных директоров и топ-менеджеров ведущих компаний мира, работающих в сферах возобновляемых источников энергии, строительства, архитектуры, недвижимости, информационных технологий, энергетики, коммунального хозяйства, транспорта и логистики. Целью был поиск путей превращения кризиса в возможность. Участники встречи согласились с тем, что дальше действовать в одиночку невозможно, и договорились о создании сети, которая сможет работать с правительствами, местными компаниями и организациями гражданского общества над переходом глобальной экономики в постуглеродную эру распределенного генерирования энергии. Группа экономического развития, в которую вошли среди прочих Philips, Schneider Electric, IBM, Cisco Systems, Acciona, CH2M Hill, Arup, Adrian Smith + Gordon Gill Architecture и Q-Cells, является крупнейшей в своем роде в мире и занимается на уровне городов, регионов и государств разработкой генеральных планов создания инфраструктуры третьей промышленной революции. Идея третьей промышленной революции быстро распространяется в странах Азии, Африки и Американского континента. Я представил экономический план третьей промышленной революции, базирующийся на пяти принципах, 24 мая 2011 г. в программном обращении к 50-й конференции Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) в Париже, где присутствовали главы государств и министры 34 стран-участниц. Презентация дополняла демонстрацию плана зеленого роста экономики ОЭСР, который должен стать основой подготовки стран мира к постуглеродному будущему. Эта книга представляет собой отчет о развертывании видения третьей промышленной революции и модели экономического развития, а также знакомит с ключевыми игроками – главами государств, директорами глобальных корпораций, социальными предпринимателями и руководителями неправительственных организаций, которые первыми приступили к их реализации. При работе над программой третьей промышленной революции для ЕС мне пришлось сотрудничать с руководителями многих стран, включая канцлера Германии Ангелу Меркель, бывшего премьер-министра Италии Романо Проди, премьер-министра Испании Хосе Луиса Родригеса Сапатеро, председателя Европейской комиссии Мануэла Баррозу и пять председателей Европейского совета. Можем ли мы, американцы, почерпнуть что-либо в Европе? Я уверен, что можем. Нам нужно для начала прислушаться к тому, что наши европейские друзья говорят, и присмотреться к тому, что они пытаются делать. Европейцы как минимум подошли к пониманию того, что эра ископаемого топлива заканчивается, и начали прокладывать курс к зеленому будущему. Американцы, к сожалению, в большинстве своем не верят и не желают признавать, что экономическая система, так хорошо функционировавшая в прошлом, сейчас держится на аппарате искусственного дыхания. Как и Европе, нам нужно признать свою ошибку и раскошелиться. А что мы можем дать со своей стороны? Хотя Европа предложила очень убедительный сюжет, никто не умеет рассказывать истории лучше Америки. Мэдисон-авеню*, Голливуд и Кремниевая долина превзошли всех в этом деле. Америку отличает не столько деловая хватка, сколько уникальная способность преподносить будущее так живо и ясно, что людям кажется, будто они уже приехали, еще до того, как поезд отойдет от станции. Если американцы проникнутся идеей третьей промышленной революции, они могут быстрее других превратить эту мечту в реальность. Третья промышленная революция является последней в череде великих промышленных революций, и она должна заложить фундамент эры сотрудничества. Формирование инфраструктуры третьей промышленной революции в течение 40 лет приведет к созданию сотен тысяч новых компаний и сотен миллионов новых рабочих мест. С ее появлением завершится двухсотлетняя история, характеризующаяся индустриальным мышлением, предпринимательскими рынками и массой неквалифицированных работников, и начнется эра сотрудничества, социальных сетей, высокоспециализированных профессионалов и технических работников. В следующие полвека традиционные централизованные модели бизнеса, наследие первой и второй промышленных революций, будут все больше замещаться распределенной структурой бизнеса третьей промышленной революции, а традиционная иерархическая организация экономической и политической власти уступит место горизонтальному взаимодействию, которое опирается на узлы, распределенные по всему обществу. На первый взгляд сама идея горизонтальных взаимодействий кажется абсолютно несовместимой с тем, что мы привыкли видеть в сфере властных отношений на протяжении истории. В конце концов, власть всегда выстраивалась в виде пирамиды и осуществлялась сверху вниз. В наше время, однако, сотрудничество, возникающее в результате слияния интернет-технологий и возобновляемых источников энергии, коренным образом реструктурирует взаимоотношения людей, заменяет взаимодействие сверху вниз на взаимодействие по горизонтали, оказывает глубокое влияние на будущее общества. К середине нынешнего столетия многие виды коммерческой деятельности перейдут под контроль интеллектуальных технологических систем, это высвободит значительную часть людей для создания социального капитала в некоммерческом гражданском обществе, которое станет доминирующим сектором во второй половине века. Хотя коммерческая деятельность сохранит принципиальную значимость для жизни людей, она перестанет определять их устремления. Если мы сумеем удовлетворить физические потребности человечества в следующей половине столетия, то двигателем нового периода нашей истории скорее всего станут крупные, возможно даже запредельные, проблемы. В этой книге мы рассмотрим базовые характеристики и принципы функционирования инфраструктуры третьей промышленной революции и экономики, проследим вероятную траекторию их развития в течение следующих четырех десятилетий и посмотрим, какие препятствия и возможности лежат на их пути в разных сообществах, странах и в мире в целом. Третья промышленная революция дает надежду, что мы сможем войти в устойчивую постуглеродную эру к середине столетия и предотвратить катастрофическое изменение климата. У нас есть наука, технология и план действий для того, чтобы сделать это. Вопрос теперь в том, сумеем ли мы распознать экономические возможности, которые лежат впереди, и хватит ли у нас воли, чтобы реализовать их своевременно.
.....................
Часть II - Сила горизонтальных взаимодействий Глава 4 Распределенный капитализм Энергетические режимы определяют характер цивилизаций – как они организуются, как распределяются плоды коммерции и торговли, как осуществляется политическая власть и как поддерживаются социальные взаимоотношения. В XXI веке контроль над производством энергии и ее распределением начал смещаться от гигантских централизованных энергетических компаний, выстроенных на основе ископаемого топлива, к миллионам мелких производителей, которые генерируют для себя возобновляемую энергию в своих жилищах и торгуют избытками в информационно-энергетическом сообществе. Демократизация энергии оказывает глубокое влияние на то, как нам придется организовывать свою жизнь в нынешнем столетии. Мы входим в эру распределенного капитализма. Чтобы понять, насколько новая инфраструктура третьей промышленной революции может изменить распределение экономической, политической и социальной власти в XXI веке, полезно оглянуться назад и посмотреть, как опирающиеся на ископаемое топливо первая и вторая промышленные революции перераспределяли властные отношения в XIX и XX веках.
Старая энергетическая элита Ископаемое топливо – уголь, нефть и природный газ – является элитным источником энергии по той простой причине, что оно встречается только в определенных местах. Оно требует значительной военной мощи для получения доступа к месторождению и постоянного геополитического управления для его поддержания. Для извлечения ископаемого топлива из-под земли и его перемещения к конечным пользователям необходимы централизованные, вертикальные системы контроля и значительная концентрация капитала. Способность концентрировать капитал – существо современного капитализма – критически важна для эффективного функционирования системы в целом. Централизованная энергетическая инфраструктура, в свою очередь, задает условия для всей остальной экономики, насаждает сходные модели бизнеса в каждом секторе. Возьмем железные дороги, которые бесспорно были центральным элементом первой промышленной революции, опиравшейся на энергию угля и приводимой в движение паром. Железные дороги стали прототипом централизованного бизнес-предприятия, доминирующего во времена первой промышленной революции. Прежде всего строительство железной дороги было связано с капиталовложениями, которые значительно превосходили те, что требовались для строительства текстильных фабрик, судов, каналов и других дорогостоящих проектов того времени. Даже самые богатые семейства не могли в одиночку полностью профинансировать строительство железной дороги. Необходимо было привлекать средства из внешних, порой очень далеких источников. Для привлечения капитала железные дороги начали продавать ценные бумаги. Поначалу развитие американских железных дорог финансировали главным образом европейские инвесторы, по большей части из Великобритании, Франции и Германии[148]. Потребность в крупном концентрированном капитале превратила крошечную провинциальную Нью-Йоркскую фондовую биржу в гиганта, а Уолл-стрит – в эпицентр современного капитализма[149]. С приходом железных дорог произошло отделение владения от управления. У руля этих гигантских предприятий встали профессиональные администраторы нового образца, а право собственности было рассеяно вплоть до дальних уголков Европы. Новые контролеры бизнеса мало походили на мелких семейных предпринимателей, которых превозносили теоретики классической экономики вроде Адама Смита и Жан-Батиста Сэя на заре рыночной эры в конце XVIII века. Организационные проблемы при управлении железной дорогой были беспрецедентными. Прокладка рельсовых путей протяженностью в сотни километров на пересеченной местности представляла сложную задачу. Поддержание в порядке насыпей, ремонт паровозов и вагонов, обеспечение безопасности движения добавляли организационных проблем. Экспедирование грузов и отслеживание местонахождения тысяч находящихся в пути железнодорожных вагонов, соблюдение расписания и своевременная доставка пассажиров в пункты назначения по всему континенту выливались в сложнейшую задачу, требующую многоуровневого управления и огромного штата работников. Чтобы почувствовать, насколько крупным было это предприятие нового типа, взгляните на следующие цифры: в 1891 г. на Пенсильванской железной дороге работало 110 000 человек, а в американской армии в то время стояло под ружьем всего 39 492 человека. Еще большее впечатление производят расходы Пенсильванской железной дороги, которые в 1893 г. достигали $95,5 млн, почти 25 % совокупных расходов американского правительства. Ее выручка в том году составляла $135,1 млн, а доходы федерального правительства – $385,8 млн[150]. При этом Пенсильванская железная дорога была одной из семи железнодорожных групп, контролировавших две трети железнодорожных перевозок в США[151]. Управление огромным коммерческим предприятием такого размера, как континентальные железные дороги, представляло колоссальную проблему. Совершенствование бизнес-операций стало одной из главных частей процесса оптимизации коммерческих возможностей. Что именно требовалось для совершенствования модели бизнеса? Макс Вебер, выдающийся социолог начала XX века, докопался до самой сути этого вопроса и определил необходимые критерии и операционные допущения, которые впервые были опробованы железными дорогами, а потом вошли в практику компаний и в других отраслях. Современная рациональная бизнес-бюрократия характеризуется рядом принципиально важных признаков. Сама структура является пирамидальной с потоком власти, направленным сверху вниз. Все операции регулируются заранее установленными правилами, а детальные инструкции определяют функциональные обязанности работников и порядок выполнения работы на каждом уровне организации. Для оптимизации результата задачи разбиваются на части в соответствии с разделением труда, и работа организуется как фиксированная последовательность этапов. Успех оценивается на основе фактических достижений и объективных критериев. Различные процессы рационализации позволяют компании собирать воедино и интегрировать множество видов деятельности и в результате повышать производительность, сохраняя контроль над всеми операциями. Историк бизнеса Альфред Чандлер ясно описывает сущность новой структуры управления железными дорогами и ее значимость как прототипа модели бизнеса для других отраслей. Он отмечает, что железные дороги были первыми, кому потребовалось большое число штатных менеджеров; первыми, у кого появился центральный офис, управляемый менеджерами среднего звена под руководством топ-менеджеров, которые подчинялись совету директоров. Они были первыми американскими деловыми предприятиями, выстроившими масштабную внутреннюю организационную структуру с тщательно определенными сферами ответственности, полномочиями и каналами связи между центральным офисом, департаментами и полевыми подразделениями; и они были первыми, кто использовал финансовую и статистическую отчетность для контроля работы множества менеджеров[152]. Стоит еще раз подчеркнуть, что централизованные, вертикальные бюрократические организации, возникшие вместе с железными дорогами, нуждались в грамотной рабочей силе. Разве может гигантское предприятие вроде железной дороги управлять сложными логистическими операциями без передачи письменных распоряжений по командной цепочке и получения письменных отчетов от армии работников, разбросанных на огромных пространствах? Грамотная рабочая сила располагает коммуникационным инструментом, который создает условия для появления культуры коммерческих контрактов. Без письменной информации было бы невозможно координировать сложные рыночные операции и быть в курсе коммерческой деятельности по всей цепочке поставок. Бухгалтерские книги, транспортные накладные, счета-фактуры, чеки и календарные планы являются критически важными инструментами в организации современного делового предприятия. Письменная информация также способствовала появлению единой системы ценообразования, которая так важна для функционирования индустриальной экономики. Крупные централизованные железные дороги непосредственно влияли на процесс трансформации отраслей, с которыми они имели дело. Размах деятельности, связанной со строительством железнодорожной инфраструктуры, создавал благоприятные условия для появления гигантских подрядных организаций, которые контролировали работу сотен субподрядчиков, участвовавших в строительстве. Железные дороги также развивали собственные неосновные виды деятельности. Пенсильванская железная дорога, как, впрочем, и другие железнодорожные компании, покупала горнодобывающие предприятия, обеспечивавшие надежные поставки угля для локомотивов. Она даже финансировала сталелитейную компанию Pennsylvania Steel Works, чтобы обеспечивать себя сталью для изготовления рельсов[153]. Железные дороги, кроме того, стали повивальной бабкой для телеграфной индустрии. В первые десятилетия они были одноколейными и столкновения поездов на них случались довольно часто и обходились очень дорого. Их руководство быстро ухватилось за телеграф как за средство коммуникации, позволяющее контролировать и координировать железнодорожное движение. Телеграфная компания Western Union быстро обошла конкурентов, протянув провода вдоль железнодорожных путей и организовав телеграфные отделения на станциях. Ее успех в немалой мере был обусловлен переходом на тот же самый централизованный, вертикальный стиль управления, что и у железных дорог. Крупномасштабная, рационально структурированная, централизованная бюрократия, принятая железными дорогами, идеально подходила для координирования более сложных коммерческих взаимосвязей, которые стали возможными благодаря углю и энергии пара. Сокращение расстояний и сжатие времени в результате слияния технологии на основе энергии угля и пара с печатными средствами коммуникации ускоряло коммерческую деятельность во всех звеньях цепочки поставок, от добычи и транспортировки угля и других полезных ископаемых на заводы до поставки готовой продукции оптовикам, дистрибьюторам и розничным продавцам. Кардинальное ускорение коммерческого процесса сопровождалось не менее впечатляющим снижением транзакционных издержек. Это было связано в значительной мере с новой вертикальной экономией на масштабе. Массовое производство товаров на гигантских централизованных фабриках сокращало себестоимость единицы продукции и позволяло производителям распределять экономию по всей цепочке поставок вплоть до конечного потребителя. Массовое производство дешевых товаров стимулировало потребление, а вслед за ним – появление новых фабрик, производящих еще больше товаров по еще более низким ценам. Вертикальная экономия на масштабе стала определяющей чертой зарождающейся промышленной эры, а гигантские деловые предприятия превратились в норму. Новые компании с организационной структурой, подобной структуре железных дорог и телеграфа, стали быстро распространяться. После Гражданской войны появились крупные оптовики, а вслед за ними и крупные розничные продавцы вроде Marshall Field’s в Чикаго, Macy’s в Нью-Йорке и Wanamaker’s в Филадельфии. Примерно в это же время появились и торгово-посылочные фирмы, такие как Montgomery Ward и Sears, Roebuck and Co. Первые общенациональные сети продовольственных магазинов – Grand Union, Kroger, Jewel Tea Company и Great Western Tea Company – воспользовались новыми континентальными линиями связи и стали прибирать к рукам цепочку поставок продовольственных товаров. К началу 1900-х гг. небольшие фермы, обслуживавшие местные рынки, начали уступать дорогу крупным агропредприятиям, которые поставили производство пищевых продуктов на индустриальную основу. Продуктовые бренды вроде Quaker Oats, Campbells, Pillsbury, Heinz, Carnation, American Tobacco, Singer Sewing Machine, Kodak, Procter & Gamble и Diamond Match дебютировали на рынке и быстро стали новой доминирующей силой, вытесняя небольшие местные семейные компании. Новые бренды устанавливали предсказуемые цены на продукты, стандартизировали их качество и превращали потребление в рациональный процесс, гарантировавший единообразие на всех национальных рынках. Рационализация производства и распределения продуктов требовала рационализации и рабочей силы. Фредерик Тейлор стал первым специалистом по проблемам управления. Его теория научного управления была нацелена на перестройку образа рабочего в соответствии с производственными стандартами, которые использовались для поддержания новой, централизованной корпоративной бюрократии. Тейлор применил принципы обеспечения эффективности, разработанные инженерами для технических систем, к рабочим, считая, что это живые машины, производительность которых можно оптимизировать подобно непрерывным производственным процессам, связанным с массовым выпуском стандартной продукции. Тейлор полагал, что наилучший путь оптимизации эффективности рабочего – это отделение мыслительной деятельности от физической и передача полного контроля над тем, как должна выполняться задача, в руки менеджмента. По Тейлору, «если действия рабочих определяются их собственными представлениями, то от них невозможно… добиться методологической эффективности или темпов работы, желательных для капитала»[154]. Тейлор взял ключевую идею осуществления рационализированной власти в централизованной, вертикальной схеме управления и перенес ее на рабочих. Он писал: Работа каждого исполнителя полностью планируется менеджментом как минимум на день вперед, и каждый человек получает в большинстве случаев полные письменные инструкции с детальным описанием задания, которое он должен выполнить, а также средств, которые необходимо использовать для его выполнения… Это задание определяет не только то, что должно быть сделано, но и то, как это должно быть сделано, включая указание точного времени, отведенного на исполнение[155]. Принципы научного управления быстро вышли за пределы фабрик и офисов и утвердились в каждом доме и в обществе в целом, сделав эффективность главной ценностью новой индустриальной эпохи. С того момента максимизация выпуска с минимальными затратами времени, труда и капитала превратилась в непременный атрибут каждого аспекта жизни современного общества. Никто не принял новые принципы рационализации современного делового предприятия с большей готовностью, чем система государственных школ, сначала в Америке, потом в Европе, а потом и во всем мире. Подготовка квалифицированных рабочих стала миссией современного образования. Школы взяли на себя двойную задачу – воспитание грамотной рабочей силы и подготовка ее к службе в авторитарных и централизованных компаниях, где ей предстояло принимать приказы сверху и оптимизировать выпуск на своем уровне наиболее эффективным образом, не подвергая сомнению власть, под началом которой она трудится. Школы стали отражением фабрик. На смену учебным заведениям с единственной классной комнатой пришли гигантские централизованные школы, которые даже по внешнему виду походили на фабрики. Учеников приучали безоговорочно верить в авторитет учителя. Им ежедневно давали задания с детальными инструкциями по выполнению. Тесты для них были стандартизированными, а результаты определялись быстротой и точностью ответов. Учеников разбивали на автономные классы и говорили, что обмен информацией со сверстниками является изменой и наказуемым деянием. Их оценивали на основе объективных критериев и переводили в следующий класс в зависимости от способностей. Такая модель образования сохранялась вплоть до последнего времени, и только сегодня она ставится под вопрос в связи с развитием третьей промышленной революции, которая в силу ее распределенного и горизонтального характера требует соответствующей перестройки и образования. Централизованная и рационализированная модель бизнеса, появившаяся во времена первой промышленной революции, успешно перекочевала в эру второй промышленной революции. В 1868 г. Джон Рокфеллер основал Standard Oil Company of Pennsylvania. Спустя 11 лет он контролировал 90 % нефтепереработки в США[156]. После того как в 1911 г. Верховный суд США принял решение о разделении его холдинга и на месте Standard Oil появились более мелкие компании в тех штатах, где осуществлялась их деятельность, на рынок стали выходить и другие компании. Каждая из них стремилась взять под свое крыло все элементы цепочки поставок нефти и выстроить единую интегрированную структуру, позволявшую контролировать месторождения нефти, трубопроводы, нефтеперерабатывающие заводы, а также транспортировку и маркетинг продукции вплоть до автозаправочной станции. К 1930-м гг. 26 нефтяным компаниям, включая Standard Oil of New Jersey, Gulf Oil, Atlantic Refining Company, Phillips 66, Sun, Union 76, Sinclair и Texaco, принадлежало две трети капитальной структуры отрасли, 60 % буровых вышек, 90 % трубопроводов, 70 % нефтеперерабатывающих мощностей и 80 % рынка сбыта[157]. В 1951 г. нефть оттеснила уголь и стала главным источником энергии в США[158]. Автомобильные компании последовали их примеру. В первые два десятилетия XX века в Америке и Европе появились десятки автопроизводителей. Однако к 1929 г. число игроков сократилось до горстки гигантов и нескольких прихлебателей. В США в отрасли доминировали три автопроизводителя – GM, Ford и Chrysler. Телефонных компаний с самого начала было меньше. Поле деятельности захватила AT&T, которая сохраняла фактически монопольное положение вплоть до 1980-х гг., когда ее, как когда-то и Standard Oil, принудительно разделили[159]. Хотя многие экономисты и практически все политики прошлого столетия не уставали превозносить достоинства малого бизнеса, рисуя в роквелловском* стиле, как тысячи небольших предприятий продвигают современный капитализм, в реальном мире коммерции и торговли развертывалась совершенно другая история. Для нефтяной эры с самого начала были характерны гигантизм и централизация. Причина заключалась в том, что использование нефти и других элитных ископаемых энергоносителей требовало очень большого капитала и благоприятствовало вертикальной экономии на масштабе, для которой необходима вертикальная структура управления и контроля. Нефтяной бизнес – одна из крупнейших отраслей в мире. Это также самое дорогостоящее предприятие по извлечению, переработке и распределению энергоносителя, которое когда-либо затевалось человечеством. Практически все другие критически важные отрасли, которые выросли на нефтяной культуре, – современные финансы, автомобилестроение, электроэнергетика, телекоммуникации и коммерческое строительство, в общем, все то, что питается из нефтяной трубы, – были так или иначе предрасположены к наращиванию размеров в погоне за экономией на масштабе. Как и нефтяной отрасли, им требовались огромный капитал и централизованная структура. Сегодня три из четырех крупнейших компаний в мире являются нефтяными – Royal Dutch Shell, Exxon Mobil и BP. В подчинении у этих трех энергетических гигантов находятся порядка пяти сотен глобальных компаний, представляющих все секторы и отрасли. Их совокупная выручка достигает $22,5 трлн, что эквивалентно трети мирового ВВП, составляющего $62 трлн. Они неразрывно связаны с ископаемыми источниками энергии и обязаны им своим существованием[160]. В 1950-х гг. в одном из высказываний президента General Motors Чарльза Эрвина Уилсона прозвучала мысль: «Что хорошо для General Motors, то хорошо для всей страны»[161]. Это было правдой, однако нужно глядеть глубже. Двигатель внутреннего сгорания – машина, сконструированная для превращения нефти в энергию и обеспечения мобильности. Именно ископаемое топливо, а в XX веке им стала прежде всего нефть, является главным двигателем экономики. Британский политик Эрнест Бевин однажды заметил, что «царством небесным, возможно, и правит добродетель, но царством земным правит нефть»[162]. Само собой разумеется, что в выигрыше от нефтяной эры по большей части оказывались работающие в энергетическом и финансовом секторах, а также те, кто занимал стратегические позиции в цепочке поставок первой и второй промышленных революций. Они сколачивали огромные состояния. В 2001 г. генеральные директора крупнейших американских компаний зарабатывали в среднем в 531 раз больше, чем средний рабочий. В 1980-х гг. они получали больше в 42 раза. Еще более показательно то, что между 1980 и 2005 гг. более 80 % прироста дохода в США попадало в карманы 1 % богатейших людей[163]. В 2007 г. на 1 % самых высокооплачиваемых американских работников приходилось 23,5 % доходов до вычета налогов по сравнению с 9 % в 1976 г. За этот же период медианный доход американских семей среднего возраста упал, а доля людей, живущих в бедности, выросла[164]. Пожалуй, самым подходящим описанием вертикальной организации экономической жизни, которой характеризовались первая и вторая промышленные революции, является часто упоминаемая «теория просачивания благ сверху вниз» – идея о том, что при получении благ теми, кто находится на вершине выстроенной на ископаемом топливе индустриальной пирамиды, богатство проникает вниз к небольшим компаниям и работникам на нижних ступенях экономической лестницы и таким образом идет на пользу экономике в целом. Хотя нельзя отрицать, что уровень жизни миллионов людей в конце второй промышленной революции очевидно выше, чем в начале первой промышленной революции, не менее справедливо и то, что находящиеся у вершины выиграли непропорционально больше от углеродной эры, особенно в США, где рынок слабо ограничивается и мало что делается для широкого перераспределения плодов коммерции.
Экономика сотрудничества Зарождающаяся третья промышленная революция, в отличие от предыдущих двух, строится на основе распределенных возобновляемых источников энергии, которые есть везде и по большей части бесплатны – солнечная энергия, ветровая энергия, гидроэнергия, геотермальная энергия, энергия биомассы, океанских волн и приливов. Эту рассеянную энергию будут собирать в миллионах мест, а затем объединять и делиться через интеллектуальные энергетические сети для обеспечения оптимального уровня энергии и поддержания высокоэффективной экологически устойчивой экономики. Распределенный характер возобновляемых источников энергии требует сотрудничества, а не иерархической командной системы. Этот новый горизонтальный энергетический режим задает организационную модель для бесчисленных видов экономической деятельности, которые вытекают из него. А распределенная и требующая сотрудничества промышленная революция, в свою очередь, неизбежно ведет к более широкому использованию создаваемого богатства. Частичный переход от рынков к сетям придает бизнесу другую ориентацию. Антагонистические взаимоотношения между продавцами и покупателями заменяются на сотрудничество между поставщиками и пользователями. На смену личной выгоде приходит общий интерес. Стремление сохранить информацию в своей собственности сменяется акцентом на открытости и совместном доверительном владении. Ставка на прозрачность взамен секретности основана на предпосылке о том, что создание стоимости в сети не обесценивает индивидуального вклада, а повышает стоимость в распоряжении каждого, как равноправного участника общего дела. В одной отрасли за другой сети начинают конкурировать с рынками, а открытые общие проекты – с частной коммерческой деятельностью. Microsoft, традиционная рыночная компания с жестким проприетарным контролем своей интеллектуальной собственности, оказалась не готовой к появлению Linux. Первая из множества открытых сетей, сообщество Linux, включает в себя тысячи программистов, которые работают вместе, посвящают свое время и знания исправлению ошибок и улучшению программы, используемой миллионами. Все изменения, обновления и улучшения, внесенные в программу, находятся в открытом доступе и бесплатны для всех участников сети Linux. Сотни глобальных компаний вроде Google, IBM, US Postal Service и Conoco присоединились к открытой сети Linux и стали частью постоянно расширяющегося глобального сообщества программистов и пользователей. То же самое можно сказать и о таких крупных издательствах, как Britannica, Columbia и Encarta, которые традиционно платили ученым за подготовку научных статей для многотомных энциклопедий в твердом переплете, содержащих квинтэссенцию мировых знаний. Они не могли даже в кошмарном сне представить себе появления Wikipedia. Еще два десятилетия назад сама идея сотрудничества сотен тысяч профессиональных ученых и любителей со всего света с целью создания научных и популярных статей практически по любой мыслимой тематике, по каждой дисциплине без какой-либо платы и предоставления доступа к этой информации всем жителям планеты была немыслимой. Невероятно, но в английской редакции Wikipedia более 3,5 млн статей – почти в 30 раз больше, чем в Encyclopedia Britannica[165]. Еще более удивляет то, что десятки тысяч человек выверяют фактографию и ссылки в этих статьях, доводя их точность до того же уровня, что и в традиционных энциклопедиях. Сегодня Wikipedia – восьмой по посещаемости сайт в Интернете, который привлекает 13 % интернет-посетителей каждый день[166]. Существуют сети по обмену музыкой, видео, медицинской информацией, туристическими рекомендациями и тысячами других вещей. Горизонтальные поисковые системы вроде Google и социальные сети наподобие Facebook и Myspace изменили образ нашей работы и отдыха. Десятки тысяч социальных сетей, объединяющих миллионы и даже сотни миллионов людей, выросли как грибы меньше чем за 15 лет, создали новое распределенное пространство для сотрудничества, для обмена знаниями и привнесли творческое начало и инновации в каждую область. Многие из этих открытых платформ служат инкубаторами для создания новых предприятий, часть которых остается в общем киберпространстве, а часть – выходит на рынок или в некоммерческий сектор.
Переосмысление способа ведения дел Ничто лучше не иллюстрирует индустриальный образ жизни, чем высококапитализированные гигантские централизованные фабрики, механизированные и обслуживаемые производственными рабочими, которые занимаются изготовлением товаров массового потребления на сборочных линиях. Однако что, если миллионы людей смогут производить небольшие партии товаров или даже единичные товары у себя дома или в своих компаниях дешевле и быстрее и с таким же контролем качества, как и на большинстве самых современных фабрик на земле? Если экономика третьей промышленной революции позволяет миллионам людей производить собственную энергию, то новая цифровая производственная революция открывает возможность следовать примеру крупных фабрик в производстве товаров длительного пользования. В новой эре каждый сможет потенциально выполнять роль производителя товаров для себя, а также собственной энергетической компании. Добро пожаловать в мир распределенного производства. Процесс называется 3D-печатью. Хотя это смахивает на научную фантастику, он уже существует и обещает полностью изменить наше представление о промышленном производстве. Этот процесс удивителен. Только представьте, что вы нажимаете кнопку «печать» на компьютере и отправляете файл в струйный принтер, но не обычный, а для 3D-печати, из которого выходит трехмерный продукт. Программное обеспечение управляет 3D-принтером так, что он создает продукт из последовательно наносимых слоев порошка, расплава пластмассы или металла. При этом 3D-принтер способен воспроизвести множество копий продукта подобно фотокопировальной машине. Любые изделия, от ювелирных украшений до мобильных телефонов, автомобилей и деталей самолетов, медицинских имплантатов и аккумуляторов просто «распечатываются», и этот процесс называют «аддитивным производством» в отличие от «субтрактивного производства», которое предполагает разрезание материалов на части, подбор подходящих элементов и их соединение[167]. Отраслевые аналитики предсказывают, что миллионы клиентов будут рутинно скачивать цифровые модели адаптированных к их потребностям промышленных продуктов и «распечатывать их» у себя в компаниях или дома. 3D-предприниматели особенно оптимистично смотрят на аддитивное производство, поскольку для этого процесса необходимо всего 10 % сырья, используемого в традиционном производстве, и меньше энергии, чем потребляется при обычном фабричном изготовлении, что позволяет значительно снизить себестоимость. По мере распространения новой технологии 3D-печать индивидуализированных промышленных продуктов на месте их использования точно вовремя значительно сократит логистические издержки и, возможно, потребление энергии. Энергия, сэкономленная на каждом этапе цифрового производственного процесса в результате сокращения количества использованного материала, более низкой энергоемкости производства и устранения энергозатрат на перевозку, если взять всю глобальную экономику, даст такой качественный скачок энергоэффективности, который нельзя было даже представить во времена первой и второй промышленных революций. Если учесть, что энергия, используемая в процессе, будет поступать из возобновляемых источников и генерироваться на месте потребления, то полный эффект горизонтальной третьей промышленной революции станет совершенно очевидным. Если Интернет радикально сократил входные затраты на генерирование и распространение информации и тем самым открыл дорогу новым компаниям вроде Google и Facebook, то аддитивное производство с его огромным потенциалом снижения себестоимости товаров длительного пользования способно сделать входные затраты достаточно низкими для привлечения сотен тысяч мини-производителей, малых и средних компаний, которые бросят вызов и, возможно, переиграют гигантские производственные компании, составлявшие костяк первой и второй промышленных революций. Рынок 3D-печати уже испытывает наплыв новых стартапов с такими названиями, как Within Technologies, Digital Forming, Shape Ways, Rapid Quality Manufacturing и Stratasys, которые твердо вознамерились изменить саму идею производства в эру третьей промышленной революции. Производство становится горизонтальным, и это будет иметь колоссальные последствия для общества[168]. Чтобы почувствовать, насколько распределенная, построенная на сотрудничестве модель бизнеса отличается от традиционной модели XIX и XX веков, посмотрим на Etsy, стремительно растущую, молодую интернет-компанию, которая встала на ноги менее чем за четыре года. Etsy была основана молодым выпускником Нью-Йоркского университета Робом Калином, занимавшимся изготовлением мебели у себя дома. Столкнувшись с отсутствием выходов на потенциальных покупателей мебели ручной работы, он объединился со своими друзьями и создал веб-сайт, на котором индивидуальные мастера всех специальностей и потенциальные покупатели могли находить друг друга. Сайт стал глобальным виртуальным демонстрационным залом, местом встреч для миллионов покупателей и продавцов более чем из полусотни стран, вдохнувшим новую жизнь в ремесленное производство – искусство, которое почти исчезло под натиском современного промышленного капитализма. Ткачество и многие другие ремесла стали жертвой промышленного производства еще на заре первой промышленной революции. Местный кустарный промысел не мог соперничать с централизованным фабричным производством и экономией на масштабе, которые стали возможными в результате крупных вложений финансового капитала. Товары фабричного производства просто были более дешевыми, и это поставило ручное производство на грань практически полного исчезновения. Интернет изменил характер игры, уравняв условия. Контакты между миллионами продавцов и покупателей в виртуальном пространстве устанавливаются почти бесплатно. Заменив всех посредников – от оптовиков до розничных продавцов – на распределенную сеть, состоящую из миллионов людей, и устранив операционные издержки, которые повышают цену на каждой ступени цепочки поставок, Etsy создала новую глобальную ярмарку товаров ремесленного производства, растущую вширь, а не ввысь, и опирающуюся на горизонтальные, а не вертикальные взаимодействия. Etsy добавила рынку еще одно измерение – персонализацию взаимоотношений между продавцом и покупателем. Веб-сайт поддерживает тематические чаты, координирует онлайновые выставки изделий и проводит семинары, позволяющие продавцам и покупателям взаимодействовать, обмениваться идеями и устанавливать социальные связи, которые могут сохраняться всю жизнь. Гигантским глобальным компаниям, массово производящим стандартную продукцию на сборочных линиях с безликой рабочей силой, нечего противопоставить тесной связи между ремесленником и покупателем. По словам Калина, «именно живая взаимосвязь человека, который делает вещь, с человеком, который покупает ее, лежит в основе Etsy»[169]. Горизонтальное наращивание масштаба, обусловленное прямым взаимодействием, и ничтожные операционные издержки (если не считать доставки) позволяют кустарному производству конкурировать по цене с массовым производством. Хотя компания еще очень молода, она демонстрирует быстрый рост. В первой половине 2009 г., когда после краха глобальной экономики рост продаж товаров длительного пользования во всем мире прекратился, у ярмарки Etsy объем продаж достиг $70 млн и появился миллион новых продавцом и покупателей. В 2010 г. объем продаж вырос до $350 млн. В нашем недавнем разговоре Калин заметил, что его миссия – помогать формированию «эмпатического сознания» на глобальной экономической арене и созданию фундамента более инклюзивного общества, то есть общества, в большей мере обеспечивающего равенство возможностей. Его видение перспективы, в которой будут существовать «миллионы локальных живых экономических ячеек, воссоздающих чувство принадлежности к экономике», – это и есть сущность модели третьей промышленной революции[170]. Если сайты, подобные Etsy, открывают небольшим ремесленным производителям доступ на глобальный рынок почти с нулевыми входными затратами, то местное генерирование зеленой энергии помогает им снижать себестоимость производства. По мере превращения ремесленниками, а также малыми и средними компаниями своих мастерских в миниэлектростанции производственные затраты будут снижаться, обеспечивая им конкурентное преимущество в новой, сетевой экономике. Как уже говорилось, во времена первой и второй промышленных революций стоимость добычи, переработки и распределения ископаемых энергоносителей была настолько высокой, что только горстка крупных, централизованных игроков могла привлечь достаточный капитал для управления энергетическим потоком. Крупным нефтяным компаниям требовались крупные банки. Сегодня такие организации микрофинансирования, как Grameen Bank, ASA и EKI, выдали в совокупности более $65 млрд в виде кредитов более чем сотне миллионов заемщиков в беднейших регионах мира[171]. Микрокредитование все шире используется для финансирования местного генерирования зеленой энергии в таких местах, где раньше никогда не было электричества. Grameen Shakti (GS), дочерняя компания Grameen Bank, предоставляет микрокредиты на установку домашних солнечных и других систем получения возобновляемой энергии в тысячах деревень. К концу 2010 г. GS профинансировала установку полумиллиона домашних систем энергоснабжения на солнечных батареях, при этом за каждые 30 дней монтировалось примерно 17 000 установок. Компания обучила тысячи женщин – они приобрели профессию техников по обслуживанию солнечных установок и получили работу[172]. Предоставляя микрокредиты беднейшим предпринимателям на земле, Grameen успешно сочетает в своей модели деятельности традиционную коммерческую банковскую практику с нетрадиционной миссией – ликвидацией заколдованного круга бедности. Kiva, некоммерческий участник рынка микрокредитования, продвинула процесс финансирования еще дальше, создав чисто распределенную банковскую модель на основе сотрудничества. Вряд ли можно отыскать что-либо более непохожее на философию коммерческого банкинга, чем философская предпосылка Kiva, созданной в 2005 г. Ее учредители считают, что «люди щедры от природы и помогают другим, если это можно сделать прозрачным, понятным образом»[173]. Для реализации своей миссии Kiva «вступает в партнерские отношения вместо осуществления благотворительной деятельности»[174]. Для каждого потенциального предпринимателя создается страница с его резюме, фотографией и описанием цели, на которую предполагается использовать кредит. Кредиторы выбирают кредитную заявку, которую они хотели бы профинансировать, и устанавливают размер своего взноса (он может не превышать $25), а затем объединяются с другими кредиторами, чтобы собрать полную сумму кредита. Все кредиторы ежемесячно получают отчет о погашении кредита. Организационный процесс кредитования является распределенным в полном смысле. Более сотни полевых партнеров в различных регионах мира предоставляют кредиты еще до того, как заявки на кредит появляются на сайте Kiva. Затем полевые партнеры получают средства от Kiva для восполнения выданных кредитов. Полевые партнеры устанавливают процентные ставки. Kiva не взимает никаких процентов с полевых партнеров и не выплачивает проценты своим кредиторам. После погашения кредита кредитор Kiva может предоставить средства другому предпринимателю, передать их в дар Kiva или забрать. Используя этот инновационный подход к микрофинансированию, Kiva свела более полумиллиона кредиторов из 209 стран с 469 076 мелкими предпринимателями в 57 странах. Сумма предоставленных кредитов составила $178 338 325, причем 81 % средств получили женщины. Средний размер кредита Kiva равен $380, а коэффициент погашения – 98,9 %*. Эти кредиты получают только мелкие предприниматели, чей бизнес имеет незначительные экологические последствия. Новая деловая практика сотрудничества проникает во все уголки экономической жизни. Сельскохозяйственное производство, поддерживаемое местным сообществом, – хороший пример влияния бизнес-модели третьей промышленной революции на процесс выращивания и распределения сельскохозяйственной продукции. После столетнего господства нефтехимического сельскохозяйственного производства, которое привело практически к полному уничтожению семейных ферм и к появлению гигантских агрофирм вроде Cargill и ADM, пришло новое поколение фермеров с прямыми связями с домохозяйствами, покупающими их продукцию. Сельскохозяйственное производство, поддерживаемое местным сообществом, зародилось в Европе и Японии в 1960-х гг. и распространилось в Америке в середине 1980-х гг. Дольщики, обычно городские домохозяйства, вносят фиксированную сумму перед посевным сезоном для покрытия годовых фермерских издержек. В обмен они получают долю урожая фермы в период плодоношения. На практике, как правило, это ящик с созревшими фруктами и овощами, доставляемый прямо к дому или к определенному месту. Таким образом, на протяжении всего сезона плодоношения потребители получают постоянный поток свежей местной продукции. Фермы по большей части придерживаются экологической сельскохозяйственной практики и используют природные и органические методы выращивания продукции. Поскольку сельскохозяйственное производство, поддерживаемое местным сообществом, является совместным предприятием, основанным на разделении рисков между фермерами и потребителями, последние выигрывают в урожайные годы и проигрывают в неурожайные. В случае неблагоприятных погодных условий или других неудач дольщики мирятся с сокращением еженедельных поставок тех или иных продуктов. Такое равное разделение рисков и вознаграждений связывает всех дольщиков, делает их участниками общего предприятия. Интернет позволил объединить фермеров и потребителей в распределенную структуру на основе сотрудничества с целью организации цепочки поставок пищевых продуктов. Буквально за несколько лет в сфере сельскохозяйственного производства, поддерживаемого местным сообществом, из горстки пилотных проектов возникли почти 3000 предприятий, обслуживающих десятки тысяч семей[175]. Бизнес-модель сельскохозяйственного производства, поддерживаемого местным сообществом, особенно привлекает молодое поколение, которому привычна идея сотрудничества в цифровом социальном пространстве. Рост ее популярности также связан с повышением осведомленности потребителей и их стремлением к сокращению неблагоприятного экологического воздействия. С устранением нефтехимических удобрений и пестицидов, выбросов углекислого газа в результате дальних перевозок продуктов питания через океаны и континенты, а также рекламных, маркетинговых и прочих издержек, связанных с традиционным производством и распределительными цепочками второй промышленной революции, каждый дольщик начинает вести более экологически устойчивый образ жизни. Все больше фермеров, занятых в сельскохозяйственном производстве, поддерживаемом местным сообществом, начинают превращать свою недвижимость в мини-электростанции, использующие энергию ветра и солнца, геотермальную энергию и энергию биомассы, и таким образом кардинально сокращают затраты на электроэнергию. От этой экономии выигрывают и дольщики, для которых снижаются годовой членский взнос и стоимость подписки. И вновь, как и в случае множества других выстроенных на сотрудничестве новых предприятий, захватывающих один коммерческий сектор за другим, горизонтальный рост здесь может взять и нередко берет верх над традиционным централизованным подходом, предполагающим создание гигантских организаций, которые растут вертикально и организуют экономическую деятельность иерархически. Некоторые из компаний, в наибольшей мере связанных с традиционным централизованным рыночным капитализмом, уже испытывают конкуренцию со стороны новой распределенной модели бизнеса, основанной на сотрудничестве. Возьмем, например, автомобиль – ключевой элемент второй промышленной революции. Переход к экономике третьей промышленной революции с ее акцентом на повышении энергоэффективности и сокращении выбросов углекислого газа привел к появлению некоммерческих сетей коллективного использования автомобилей по всему миру. В Америке сети коллективного использования автомобилей охватывают всю страну. City Wheels в Кливленде, HourCar в Миннеаполисе/Сент-Поле, Car Share в Филадельфии, IGo в Чикаго и City Car Share в Сан-Франциско – вот лишь некоторые представители новой разновидности некоммерческих сетевых организаций, предоставляющих средство передвижение сотням тысяч пользователей. Уплатив символический членский взнос, люди присоединяются к сети коллективного использования автомобилей и получают смарт-карту, дающую право доступа к стоянкам и автомобилям. Пользователи платят за пробег в милях, однако, поскольку большинство этих организаций являются некоммерческими, стоимость у них ниже, чем у крупных компаний по прокату машин. У многих таких организаций парк состоит из самых энергоэффективных автомобилей, доступных на рынке. I-Go в Чикаго даже предоставляет инновационную интернет-услугу, позволяющую членам сети организовать поездку из пункта А в пункт Б с использованием разных видов транспорта на маршруте. Пользователь может, например, отправиться в поездку по железной дороге или на автобусе, а потом взять автомобиль и проехать оставшуюся часть пути на нем. Цель – минимизация пробега автомобиля и, таким образом, значительное сокращение выбросов углекислого газа. По оценкам, каждый коллективно используемый автомобиль выводит с дорог до 20 машин. Пользователи сетей говорят о том, что их автомобильные поездки в милях сокращаются примерно на 44 %. Снижение выбросов углекислого газа может быть очень значительным. Communauto, канадская служба коллективного использования автомобилей в Квебеке, сообщила, что ее 11 000 членов сократили выбросы углекислого газа на 13 000 т. Проведенное в Европе исследование показало, что в результате коллективного использования автомобилей выбросы углекислого газа снижаются ни много ни мало на 50 %[176]. Zipcar, крупнейшая в мире компания по коллективному использованию автомобилей, является коммерческой организацией, созданной в 2000 г. Всего за десятилетие число ее членов выросло до сотен тысяч человек. В мире насчитывается несколько тысяч представительств Zipcar, в распоряжении которых находятся более 8000 автомобилей. Компания, выручка которой достигла $130 млн в 2009 г., растет феноменальными темпами – на 30 % в год. В 2010 г. Zipcar запустила пилотный проект с гибридными автомобилями в Сан-Франциско. Компания пользуется популярностью у осознающих проблемы окружающей среды представителей поколения миллениума, которые даже называют себя зипстерами[177]. С распространением возобновляемой энергии и развитием инфраструктуры третьей промышленной революции автостоянки сетей коллективного использования автомобилей вроде Zipcar будут производить зеленую электроэнергию на месте для зарядки подключаемых к розетке электромобилей. Сообщества коллективного использования автомобилей станут, скорее всего, существенной альтернативой традиционной модели приобретения машин на рынках, особенно в плотно населенных городских районах, где стоимость содержания автомобиля для нечастых поездок слишком высока. На Международном транспортном форуме ОЭСР в Лейпциге, Германия, в 2011 г. мне довелось познакомиться с Робин Чейс, основателем и бывшим генеральным директором Zipcar. Я приехал туда, чтобы выступить на открытии с призывом создать интегрированную постуглеродную транспортную и логистическую сеть – пятый столп – на всех континентах к 2050 г. и таким образом сделать шаг в направлении органично связанных континентальных рынков. Робин выступала на транспортной секции сразу после моей презентации. Она подчеркнула, что новая бизнес-модель коллективного использования автомобилей представляет собой прорывное изменение в характере обеспечения мобильности – превращение индивидуального средства передвижения в коллективный транспорт, а индивидуальной практики – в предприятие, основанное на сотрудничестве. После заседания секции мы с Робин более детально обсудили, как зарождающийся распределенный капитализм раскачивает фундамент традиционной рыночной экономики. Робин в то время занималась созданием новой компании коллективного использования автомобилей, Buzzcar, которая должна была вывести идею распределенной мобильности на основе сотрудничества на следующий уровень – полностью горизонтальную модель бизнеса. Она обратила внимание на то, что миллионы владельцев автомобилей эксплуатируют своих железных коней всего один-два часа в день, а все остальное время они стоят без дела. Робин рассчитывала задействовать миллионы таких автомобилей, сделать их частью огромного парка коллективно используемых транспортных средств, открыть к ним свободный доступ, дать собственникам возможность получать доход от своих автомобилей, а другим людям обеспечить мобильность в прилегающих районах в любой точке мира. Единственное, что мешало сделать это, – отсутствие согласия страховых компаний на страхование физических лиц, а не автомобилей, так чтобы страховка покрывала ответственность и собственника, и пользователя. Робин сказала, что она ведет переговоры с целым рядом страховых компаний и надеется договориться с ними в ближайшее время. Молодежь начинает совместно пользоваться не только автомобилями. Couch Surfing – международная некоммерческая ассоциация, которая занимается преобразованием сектора путешествий и туризма и попутно сокращает выбросы углекислого газа, связанные с переездами и проживанием сотен тысяч туристов. Глобальная сеть соединяет туристов с местными жителями, которые открыли свои дома и предлагают бесплатное размещение и гостеприимство. Уже более миллиона участников сети побывали друг у друга в 69 000 городах по всему свету. Члены ассоциации получают доступ к информации об интересах друг друга и возможностях, а также делятся впечатлениями о том, как их принимали в том или ином месте. Участникам предлагают устанавливать контакты друг с другом перед поездкой и поддерживать связи впоследствии. Эта распределенная и основанная на сотрудничестве социальная сеть создана для объединения людей, представляющих различные культуры, и их знакомства с жизнью друг друга. Цель – помочь «объединению людей путем открытого и дружелюбного общения»[178]. Миссия Couch Surfing заключается в продвижении идеи о том, что все мы являемся членами одной глобальной семьи. Созданная в 2003 г. сеть оказалась удивительно успешной. Ее члены оставили 4,7 млн положительных отзывов, то есть положительно оценили 99,7 % всех своих поездок[179]. Еще более впечатляет то, что, по утверждению членов, в результате поездок у них завязались дружеские отношения в 2,9 млн случаев, причем в 120 000 случаях такие отношения характеризуются как близкие. Частью ответственного отношения, которое неотделимо от принадлежности к глобальному сообществу, является сохранение нашей общей биосферы путем более экологически устойчивого образа жизни. Бесплатное размещение более чем миллиона туристов в местных домах с помощью Couch Surfing значительно сокращает выбросы углекислого газа по сравнению с выбросами при размещении в более энергоемких гостиницах. Зарождающаяся экономика третьей промышленной революции приводит к появлению таких компаний, основанных на сотрудничестве, о которых не слыхали еще несколько лет назад. Даже крупные глобальные компании втягиваются в игру. Некоторые новые бизнес-модели настолько необычны и нетрадиционны, что требуют полного переосмысления характера коммерческих сделок. Показательным примером являются так называемые контракты на повышение энергоэффективности. Компании вроде Philips Lightning заключают с городом контракт на установку высокоэффективных светодиодных ламп нового поколения в осветительных приборах во всех общественных местах и на улицах. Банк Philips финансирует проект, а город делает выплаты Philips в течение нескольких лет из средств, полученных в результате экономии электроэнергии. Если Philips не удается добиться запланированной экономии, то компания получает убыток. Такой вид сотрудничества со временем будет становиться нормой в экономике третьей промышленной революции. «Соглашение о разделении доходов от экономии энергии» – еще одна характерная для третьей промышленной революции модель бизнеса, которая перекликается с контрактами на повышение энергоэффективности, однако нацелена на другие результаты. Эта новая бизнес-практика с определенным успехом распространяется на рынке жилой недвижимости в ряде стран. Если в Америке у 68 % семей дома находятся в собственности, то в других странах подавляющее большинство семей арендуют жилье. Например, в Испании и Германии более половины семей живут в арендуемых квартирах[180]. В местах, где аренда преобладает, собственники недвижимости слабо заинтересованы в модернизации своих зданий и превращении их в мини-электростанции, поскольку счета за коммунальные услуги оплачиваются арендаторами. В Швейцарии, где только 30 % семей имеют собственные дома, а большинство являются арендаторами, некоторые домовладельцы заключают с арендаторами соглашения о разделении доходов от экономии энергии. По условиям такого соглашения домовладелец берет на себя обязательство превратить дом в зеленую мини-электростанцию, а арендаторы отдают часть дохода от снижения платы за электроэнергию домовладельцу в течение срока окупаемости его инвестиций. В итоге домовладелец получает здание с более высокой стоимостью, поскольку оно теперь генерирует собственное зеленое электричество. Добавленная стоимость может служить основанием для повышения арендной платы для новых жильцов, однако это повышение меньше той экономии на счетах за электроэнергию, которые они будут получать. Таким образом, в выигрыше оказываются и домовладелец, и арендаторы. Если глобальная экономика успешно перейдет на инфраструктуру третьей промышленной революции, то предпринимателям и менеджерам придется научиться использовать все передовые бизнес-модели, включая открытые сети, распределенные и основанные на сотрудничестве стратегии исследований и разработок, экологически устойчивую логистику и методы управления цепочками поставок.
Социальное предпринимательство Характер новой экономики, построенной на сотрудничестве, фундаментально не соответствует классической экономической теории, которая превозносит стремление к личной выгоде на рынке и представляет его как единственный эффективный путь обеспечения экономического роста. Модель третьей промышленной революции также отвергает централизованную командную систему управления и контроля, которая традиционно ассоциируется с социалистической экономикой. Новая модель тяготеет к горизонтальным предприятиям, как в социальных сообществах, так и на рынке, и исходит из того, что наилучший путь к экологически устойчивому экономическому развитию – это общие цели, которых добиваются совместно. Новая эра является олицетворением демократизации предпринимательства – каждый становится производителем энергии – и требует сотрудничества для совместного использования и распределения энергии между соседями, регионами и целыми континентами. Экономика третьей промышленной революции пронизана духом социального предпринимательства, охватывающего весь земной шар. Предпринимательство и сотрудничество больше не считаются чем-то противоречащим друг другу, а рассматриваются как установка на преобразование экономической, социальной и политической жизни в XXI веке. Социальные предприниматели выходят из университетов по всему миру и создают новые объединяющие коммерческий и некоммерческий секторы компании – эдакие гибриды, которые, скорее всего, станут обычным явлением в ближайшие годы. Доводилось ли вам слышать о TOMS? Эта компания, имеющая и коммерческий, и некоммерческий компоненты, производит обувь, причем не какую-нибудь, а обувь из экологичного, органического, вторичного и даже растительного сырья. Однако это лишь начало рассказа об обувном бизнесе, который, возможно, является самым неординарным в мире. Прообразом ее продукции с парусиновым или хлопчатобумажным верхом стала традиционная обувь, которую испокон веку носили аргентинские фермеры, так называемая alpargata. Компанию создал Блейк Майкоски, молодой социальный предприниматель из Арлингтона, штат Техас, в 2006 г. Обувь TOMS продается более чем в 500 магазинах в США и за границей, в том числе в Neiman Marcus, Nordstrom и Whole Foods. Коммерческая часть бизнеса Майкоски, которая базируется в Санта-Монике, штат Калифорния, уже продала более миллиона пар обуви. Однако интересно не это. В ответ на продажу каждой пары некоммерческое крыло бизнеса, известное как Friends of TOMS, дарит пару обуви нуждающимся детям в разных частях мира. Более миллиона бесплатных пар обуви было распределено в рамках инициативы «один к одному» среди детей из бедных слоев населения в США, Гаити, Гватемале, Аргентине, Эфиопии, Руанде и Южной Африке. Спросите, зачем нужно отдавать пару обуви бесплатно на каждую проданную пару? Майкоски говорит, что без обуви детей не пускают в школу во многих беднейших регионах мира. Босые дети рискуют заразиться болезнью, которая называется подокониозис, или хромомикоз, и передается через почву. Вызывает ее грибок, проникающий в поры подошвы и разрушающий лимфатическую систему человека. По некоторым данным, более миллиарда человек рискуют подхватить заболевания, передаваемые через почву. Простейшее средство профилактики – обувь. А что происходит с этими миллионами пар обуви, когда она изнашивается? Веб-сайт TOMS Community Wall предлагает клиентам присылать идеи по ее утилизации и превращению во что-нибудь полезное – браслеты, футбольные мячи, подвески для растений, подставки и т. д. TOMS наглядно демонстрирует новую модель социального предпринимательства, появившуюся в эру третьей промышленной революции. ИЗМЕНЕНИЕ подхода к ведению бизнеса спровоцировало сражение грандиозного масштаба между старой гвардией второй промышленной революции, которая твердо намерена удержать остатки своей власти, и молодыми предпринимателями третьей промышленной революции, которые не менее преданы идее продвижения горизонтальной, экологически устойчивой экономики в мире. На карте стоит принципиальный вопрос, кто будет контролировать энергию в глобальной экономике XXI века. Обе стороны стремятся к получению рыночного преимущества и используют лоббирование для получения льготного статуса, включая правительственные субсидии и налоговые стимулы стоимостью в миллиарды долларов. На деле вопрос должен ставиться так: «Где промышленность и правительство хотят оказаться через 20 лет: в тупике с уходящими источниками энергии, технологиями и инфраструктурой исчерпавшей себя второй промышленной революции или в процессе перехода к новым источникам энергии, технологиям и инфраструктуре зарождающейся третьей промышленной революции?» Ответ очевиден, однако переход в новую эру распределенного капитализма вряд ли окажется легкой прогулкой. Проблемой в данный момент является не отсутствие плана перехода – он у нас есть. Третья промышленная революция является разумным путем к постуглеродной эре. Загвоздка в восприятии ее обществом. Именно здесь мы натыкаемся на ошибочное представление о том, как происходят экономические революции, которое граничит с бредом.
Как в реальности происходят экономические революции В представлении многих американцев экономический прогресс возможен только в тех случаях, когда правительство отходит в сторону и позволяет невидимой руке капитализма править свободным рынком. Европейцы, однако, а вместе с ними и другие общества в разных частях мира значительно меньше уверены в эффективности ничем не ограниченного капитализма либертарианского толка и исторически показали предпочтительность активного участия правительства в экономическом процессе для поддержания более сбалансированной социальной рыночной модели. Тем не менее даже в самых спокойных государствах социального благосостояния наблюдается, хотя и незначительный, но рост популистских устремлений ограничить традиционную роль правительства в экономике. И это в то время, когда нам нужно более активное влияние правительства на частный сектор, чтобы вдохнуть новую жизнь в коммерцию и производство. Перед лицом государственного дефицита и высоких налогов миллионы недовольных избирателей совершенно справедливо приходят к мысли о том, что их будущее хоронят в куче безнадежных долгов, а их детям готовят в качестве наследства обанкротившееся общество. Однако надежда на то, что выход правительства из игры даст волю предпринимательскому духу, создаст массу новых экономических возможностей и приведет к значительному повышению всеобщего благосостояния, совершенно не соответствует историческим фактам. Смотрите на факты! Хотя рынок всегда был непревзойденной коммерческой силой, стимулирующей изобретательность и предпринимательство, он никогда сам по себе не приводил к экономической революции. Просто это миф, который живет в американской душе и привлекает новообращенных из числа недовольных. С обманом можно мириться в хорошие времена. Однако в нынешний критический момент истории человечества, когда на карте стоит само наше выживание и будущее нашей планеты, мы не можем позволить себе пребывать в призрачном мире надежды на магическое избавление. Экономические революции не возникают на пустом месте. Закладывание новой коммуникационной и энергетической инфраструктуры всегда было совместным делом правительства и промышленности. Дорогая сердцу идея свободного рынка о том, что экономические революции являются результатом партнерских отношений между изобретателями и предпринимателями, где первые рискуют потерей своего времени, выходя с новой технологией, продуктом или услугой, а вторые стремятся вложить свой капитал в вывод новой идеи на рынок, – это лишь часть картины. Во времена и первой, и второй промышленных революций для создания инфраструктуры требовались крупномасштабные вложения со стороны правительства (в виде бюджетных ассигнований). Правительство, помимо прочего, устанавливало кодексы, правила и стандарты управления новым потоком экономической деятельности и предлагало щедрые налоговые льготы и субсидии для обеспечения развития и стабилизации нового экономического порядка. Когда я работал над этой книгой, между Уолл-стрит и домом 1600 на Пенсильвания-авеню* развернулись ожесточенные дебаты о масштабах желательного вмешательства правительства в американскую экономику. Сейчас эти дебаты переместились в глубинку. Популистское движение против «большого правительства» набирает силу на фоне обвинений Белого дома и Конгресса в бедственном состоянии американской экономики, которые сыпятся со стороны налогоплательщиков. Миллионы американцев ставят под сомнение законность вмешательства правительства в коммерческую жизнь страны. Томас Донохью, президент Торговой палаты США, как-то заметил, что администрация президента Обамы не дружит с бизнесом, а это, пожалуй, самое худшее, что можно сказать об американском политике. Удивительное заявление, если учесть, что всего несколько месяцев назад администрация Обамы и Конгресс спасли Уолл-стрит и не дали экономике свалиться в великую депрессию. На деле позиция Торговой палаты не более чем лицемерие, а широко распространенное популистское представление о том, что ничем не обремененный рынок, свободный от тяжелой руки правительства, всегда был рецептом коммерческого успеха, – элементарное заблуждение. Правительство и бизнес делили одну кровать если не с первого дня существования страны, то уж точно с конца Гражданской войны, когда железные дороги потребовали массированной федеральной помощи в создании континентальной инфраструктуры. Именно в те времена президент Улисс Грант придумал термин «лоббисты» для обозначения банкиров и представителей железных дорог, которые толпились в холле, или лобби, отеля Willard Hotel напротив Белого дома в надежде склонить на свою сторону того или иного члена кабинета или Конгресса и добиться принятия нужных законов. Довольно быстро к ним присоединились и выходцы из нефтяной промышленности. Вместе они стали вездесущей невыборной силой в столице, которая вела закулисную борьбу за деньги налогоплательщиков, необходимые для подмазывания колес коммерции. Наши европейские друзья всегда были более честными в отношении тесных связей между правительством и бизнесом. Центральные правительства финансировали значительную часть энергетической и коммуникационной инфраструктуры в Европе, а также массовый транспорт для первой и второй промышленных революций. В США федеральное правительство и правительства штатов предоставляли меньше прямой помощи, однако выделяли огромные суммы на опосредованную государственную поддержку. Хотя в восхвалении рынка нет ничего неправильного по своей природе, прямое отрицание постоянной взаимосвязи государственного и частного секторов, которая в значительной мере способствует и гарантирует коммерческий успех любой развивающейся стране, может негативно сказываться на обществе. Во-первых, оно подталкивает правительство и бизнес к переводу своих взаимосвязей в негласную сферу, закрытую от посторонних взглядов, к окутыванию сделок завесой секретных соглашений, похороненных в глубинах запутанного законодательства. Взамен выборные должностные лица задабриваются щедрыми взносами в избирательные фонды, гарантирующими переизбрание. Во-вторых, отсутствие прозрачности позволяет бизнес-сообществу поддерживать миф о том, что успех Америки является исключительно заслугой эффективной работы свободного рынка, и одновременно критиковать законопроекты, которые могут ограничить его злоупотребления или чрезмерное влияние на экономику и общество. Во времена кризисов, подобных нынешнему, когда для освобождения экономики от умирающей энергетической/коммуникационной инфраструктуры и формирования новой коммерческой парадигмы необходимо задействовать весь творческий потенциал страны, только открытое, прозрачное и всестороннее партнерское взаимодействие между бизнесом, правительством и гражданским обществом позволяет осуществить переход. Такое взаимодействие мы наблюдаем в Европейском союзе, где социально-рыночная модель достаточно сильна, чтобы новое государственно-частное партнерство получило поддержку общества. В Америке, однако, когда речь заходит о необходимости объединения усилий государства и бизнеса с целью выработки нового экономического видения и плана действий для страны, многие начинают вопить о «социализме» и разглагольствовать об утрате американской свободы. Общество, похоже, не знает, как относиться к взаимодействию бизнеса и правительства. С одной стороны, избиратели на местах не жалуются и обычно аплодируют, когда их сенатор или конгрессмен добиваются ассигнований от федерального правительства на осуществление проектов стоимостью миллионы долларов в штате и избирательном округе, особенно если это приводит к созданию новых рабочих мест. Фактически, если избранные представители не могут доказать, что они «добытчики», то шансов на переизбрание у них немного. С другой стороны, политиков из чужих штатов и избирательных округов поносят за проталкивание на национальном уровне целевых проектов в пользу своих регионов. Очевидно, что настроение людей напрямую определяется тем, в чей карман пойдут блага. Проблема в том, что политическая система всегда была нацелена на представление крупных коммерческих интересов, а среднему избирателю и налогоплательщику не оставалось ничего, кроме надежды на то, что их представители сумеют ухватить остатки с барского стола и принести в свой район до того, как они достанутся другим. Картина, которую я нарисовал, есть не что иное, как подлинный портрет «американской исключительности». Мы практически единственные среди зрелых демократий, кто позволяет покупать победу в избирательных кампаниях на корпоративные взносы. Большинство стран – членов ЕС ограничивают или запрещают подобную практику и требуют государственного финансирования выборов. По данным исследовательской организации «Центр за ответственность в политике», средняя цена победы на выборах в палату представителей Конгресса США составила в 2008 г. $1,1 млн. Победа в борьбе за место в сенате стоит почти $6,5 млн. Президентская гонка обходится еще дороже. По сведениям Центра, в 2008 г. кандидаты потратили на нее более $1,3 млрд. Насколько велика значимость избирательных фондов для победы в выборах? На основе анализа результатов выборов 2008 г. Центр за ответственность в политике пришел к выводу, что в 94 % случаев во время выборов в сенат и в 93 % случаев во время выборов в палату представителей, решение по которым было принято в течение 24 часов после закрытия избирательных участков, победа оставалась за кандидатом с наибольшими затратами. Прекращение практики частного финансирования выборов и переход к государственному финансированию имеет большое значение для восстановления демократического процесса в США. Американское общество, однако, не проявляет особого интереса к этому вопросу. Он никогда не оказывался в числе первоочередных забот избирателей во время опросов. Ситуацию усугубляет еще и то, что в 2010 г. Верховный суд США большинством голосов признал неконституционным запрет для кого-либо, включая компании, на внесение средств в избирательные фонды, поскольку это нарушает основное право американцев на выражение политических предпочтений по своему усмотрению. Мы оказались в парадоксальной ситуации. Миллионы американцев хотят, чтобы правительство не вмешивалось в коммерческую сферу, однако не желают положить конец практике покупки выборов частными коммерческими компаниями и направления средств налогоплательщиков на финансирование целевых коммерческих проектов и отраслевых интересов. Таким образом, хотя многие американцы настаивают на отделении рынка от государства – да к тому же активнее, чем на отделении церкви от государства, – на деле они соглашаются на коммерческие крохи за поддержку неправедного союза между корпоративной Америкой и федеральным правительством, лишь бы не остаться в стороне от пирушки. У подавляющего большинства американцев в душе живет прямо-таки квазирелигиозное отношение к бизнесу. Их кальвинистская вера в рынок и ненависть к большому правительству, сравнимая разве что с ненавистью к безбожному социализму, заслоняют от них корпоративную алчность, позволяя компаниям безнаказанно создавать своего рода социализм для избранных и оставлять нищету в качестве удела для всех остальных. Многие ошибочно верят в то, что американская мечта неотвратимо вытекает из ничем не ограниченного свободного рынка, и закрывают глаза на долгую историю существования тайного корпоративно-правительственного сговора. Пока американцы полагают, что рынки наилучшим образом служат обществу, когда они свободны от вмешательства правительства, пока американцы смотрят сквозь пальцы на политический процесс, в котором избранные представители позволяют группам компаний продвигать законопроекты, предоставляющие им льготы в ущерб остальному обществу, мы обречены как нация. Решение проблемы начинается с признания того, что все великие скачки в американской экономической истории происходили только тогда, когда правительство помогало финансировать развитие критически важной энергетической и коммуникационной инфраструктуры и поддерживало ее работоспособность, обеспечивая возможности роста и процветания новым компаниям. Реальность такова, что я не могу представить практически приемлемого пути перехода к новой экономической эре без полномасштабного и стабильного партнерского взаимодействия между правительством и бизнесом на каждом уровне – в городе, округе, штате и стране. Потом нам необходимо проанализировать ошибки истории корпоративно-правительственных взаимосвязей с тем, чтобы не повторять их, чтобы в третьей промышленной революции было открытое и прозрачное сотрудничество между правительством, бизнесом и гражданским обществом в интересах всего американского народа, а не только корпоративной элиты. Разобраться в реальной истории взаимоотношений между бизнесом и правительством непросто. Несколько лет назад я участвовал в телевизионных дебатах с известным либертарианцем из высокоуважаемого исследовательского центра в Вашингтоне. В какой-то момент он заявил, что каждый раз, когда правительство вмешивается в рынок, страдает вся экономика. А потом он обратился ко мне и спросил довольно язвительно, не мог бы я «твердо» указать федеральную программу в коммерческой сфере, благоприятно повлиявшую на бизнес и торговлю, которую не смог бы осуществить частный сектор. Ухватившись за слово, я назвал закон о финансировании строительства федеральной системы автодорог, самый дорогой общественный проект в истории, результатами которого стали сеть дорог с «твердым» покрытием и беспрецедентный экономический рост на протяжении жизни целого поколения. Программа стоимостью $25 млрд предусматривала освоение 650 000 га земли и строительство сети супермагистралей протяженностью 65 000 км[181]. В ходе прокладки дорог было вынуто более 32 млрд кубических метров грунта[182]. Помимо этого строительство потребовало укладки десятков тысяч километров дренажных труб. Дороги имели основание из железобетона, а чтобы автомобили могли беспрепятственно двигаться по ним, было построено 54 663 моста и 104 туннеля[183]. Строительство федеральной автодорожной инфраструктуры оказало непосредственный стимулирующий эффект на участвовавшие в нем отрасли, а также мультиплицирующее воздействие на экономику в целом, которое достигло пика в конце 1980-х гг. Нефтяные компании, строительные организации, производители цемента, сталелитейные компании, компании сектора тяжелого машиностроения, лесозаготовительные компании, производители краски, светотехнические компании, компании по благоустройству и озеленению, а также производители резины были в числе десятков отраслей, участвовавших в создании гигантской федеральной системы автодорог. Претворенная в жизнь руками миллионов рабочих мечта президента Эйзенхауэра о «лентах автомагистралей, идущих через всю страну», для осуществления которой потребовалось 40 лет, считается величайшим экономическим достижением Америки после окончания Второй мировой войны. Гигантский правительственный проект создания инфраструктуры федеральных автомобильных дорог не был чем-то аномальным. Еще в самом начале второй промышленной революции критические структурообразующие отрасли – нефтяная, автомобильная, телекоммуникационная, электроэнергетическая, строительная и т. д. – объединились в мегалобби, задачей которого было получение финансовой поддержки правительства на всех уровнях, принятие благоприятных законов, правил и стандартов, гарантировавших рыночный успех. Формирование энергетического режима на основе ископаемого топлива, развитие интегрированной телекоммуникационной системы, создание национальной электроэнергетической системы и застройка пригородных зон по всей стране в дополнение к росту добычи нефти в течение большей части XX века стали возможными благодаря щедрой, но зачастую замаскированной, а то и скрытой, помощи со стороны правительства. Индустрия ископаемого топлива и атомная энергетика субсидировались американскими налогоплательщиками на протяжении многих поколений. Даже после того, как энергетические отрасли достигли зрелости, федеральное правительство продолжало вливать десятки миллионов долларов в их исследования и разработки. С 1973 по 2003 г. правительство США выплатило $74 млрд в виде энергетических субсидий, предназначенных для стимулирования исследований и разработок в сферах ископаемого топлива и атомной энергетики, несмотря на то что представители этих отраслей не страдали от недостатка прибыли и входили в число крупнейших компаний мира[184]. Именно негласная поддержка федерального правительства позволила AT&T в начале XX века превратиться в квазигосударственную телекоммуникационную монополию, которая получала миллиарды под прикрытием регулирования, не допускавшего свободной конкуренции. Правительства штатов, следуя этому примеру, стали вводить регулирование энергетических и коммунальных компаний и превращать их в квазигосударственные монополии с гарантированно высокими тарифами на электроэнергию, правом на использование государственных ресурсов и другими привилегиями, обычно ассоциируемыми с муниципальными предприятиями. Хотя такие предприятия номинально находятся под надзором правительств штатов, это не мешает многим из них фактически действовать самостоятельно и получать приличные доходы за счет клиентов и налогоплательщиков. Они держат эффективное профессиональное лобби в столицах штатов и создают так называемую систему вращающихся дверей, которая позволяет чиновникам из надзирающих агентств периодически переходить на хорошо оплачиваемую работу лоббистов в поднадзорных компаниях, а представителям этих компаний быстро занимать вакантные места в агентствах. Электрификация Америки принесла в города свет, обеспечила подачу энергии на фабрики, сделала возможным отопление и охлаждение зданий, использование электробытовых приборов в домохозяйствах. Важнее, однако, то, что электрификация принесла с собой новые коммуникационные возможности, позволившие управлять более сложной экономикой второй промышленной революции. Никогда поддержка федеральным правительством коммерческого рынка не была более масштабной и менее афишируемой, чем во времена бума пригородного строительства XX века. Федеральное управление жилищного строительства, учрежденное в 1934 г. правительством США, фактически гарантировало финансирование строительной индустрии, крупнейшего коммерческого сектора Америки, до конца столетия. Гарантии Управления, предоставляемые ипотечным кредиторам при поддержке Министерства финансов США, в сочетании с налоговым законодательством, позволяющим домовладельцам вычитать процентные платежи по ипотечным кредитам из налогооблагаемого дохода, стимулировали величайший в истории бум жилищного строительства. В 1960-е гг. Управление гарантировало финансирование 4,5 млн домов в год, почти трети всех домов, строившихся в стране. Коммерческие застройщики получали не менее щедрые правительственные субсидии. Конгресс США внес в налоговый кодекс поправки, позволяющие застройщикам списывать стоимость нового здания в течение семи лет вместо стандартного срока амортизации, составлявшего 40 лет. В результате многомиллиардных субсидий у съездов с новых федеральных трасс и в районах пригородной застройки были построены тысячи торговых центров и комплексов. Правительство помогало финансировать практически все этапы создания критически важной инфраструктуры второй промышленной революции, а также субсидировало многие связанные с нею коммерческие возможности. Расходы правительства на запуск, развертывание и поддержание промышленного комплекса составили триллионы долларов и стали крупнейшим вложением в развитие рынка за всю документированную историю. Присутствие правительства в коммерческой сфере помогло превратить США в экономическую сверхдержаву, не имеющую себе равных. Для тех, кто сомневается в критической важности той роли, которую правительство играло в коммерческом успехе Америки, я разместил на нашем веб-сайте отдельный очерк с описанием этой непризнанной взаимосвязи и надеюсь, что он развенчает раз и навсегда либертарианский миф о том, как США стали величайшей экономикой на земле.
Общая картина Самая трудная задача при переходе от второй промышленной революции к третьей имеет концептуальный, а не технический характер. Стоявшие у истоков второй промышленной революции быстро поняли, как минимум на интуитивном уровне, что новые коммуникационная среда и энергетический режим создают единственную и неразделимую экономическую парадигму. Одно нельзя развивать без другого. Они также поняли, что новая инфраструктура, создаваемая этим сочетанием, фундаментально видоизменяет пространственно-временную ориентацию общества и требует нового подхода к управлению и организации как коммерческой деятельности, так и образа жизни. Молодые нефтяные, автомобильные, телефонные, коммунальные, строительные и риелторские компании второй промышленной революции очень скоро осознали, что деятельность каждой из них расширяет коммерческие возможности других и что добиться экономии на скорости и масштабе, позволяющей реализовать их коммерческий потенциал в полной мере, в одиночку невозможно. Переработка нефти, производство автомобилей, прокладка дорог и телефонных линий, создание системы электроснабжения, застройка пригодных зон и формирование современной деловой практики являются не отдельными видами коммерческой деятельности, а компонентами единого предприятия – второй промышленной революции. Предприниматели поняли это еще в самом начале, объединили усилия и создали влиятельное лобби в США и Европе, а затем и в остальных странах мира для продвижения общего дела. Несмотря на то что это лобби чаще всего действовало хищнически и неблаговидно, преследовало корыстные интересы и совершенно не заботилось об общественном благосостоянии, оно все же выполняло важную публичную функцию, которая обычно оставалась незамеченной. Лоббисты служили связующим звеном. Иными словами, они сводили воедино разрозненные коммерческие силы и трансформировали их в совокупность взаимосвязей, создавая зачаток скелета нового экономического организма. Лоббисты перетягивали правительство на свою сторону, манипулировали им и заставляли помогать формированию новой экономики. Справедливости ради следует сказать, что изобретатели, предприниматели и финансисты второй промышленной революции поняли, что за систему они создают, до того, как интеллектуальное сообщество смогло описать и классифицировать ее, а правительство смогло ввести необходимое регулирование. В наших представлениях предпринимательство связывается с изолированными коммерческими достижениями – новыми изобретениями или бизнес-идеями, однако подлинный вклад предпринимателей заключается в другом и имеет более системный характер. Он становится видным, когда бизнес-сообщество начинает понимать, что их индивидуальные коммерческие начинания складываются в более широкое экономическое видение. Когда это происходит, наступает новая экономическая эра. Лишь какое-то время спустя новая экономическая парадигма получает название и превращается в убедительную идею, захватывающую и мобилизующую общество. (Арнольд Тойнби, выдающийся британский историк, впервые сформулировал концепцию промышленной революции в своих лекциях лишь в конце 1880-х гг., когда первая промышленная революция была уже в полном разгаре[185].) Сегодня мы являемся свидетелями слияния новой коммуникационной среды и нового энергетического режима – третьей промышленной революции. Компании из разных секторов – чистой энергии, зеленого строительства, телекоммуникаций, мини-электростанций, распределенных интеллектуальных сетей, электромобилей и транспортных средств на топливных элементах, экологически устойчивых химических производств, нанотехнологии, логистических систем с нулевыми выбросами углекислого газа, систем управления цепочками поставок и т. д. – разрабатывают целый комплекс новых технологий, продуктов и услуг. До недавнего времени эти новые коммерческие возможности не слишком интересовали инвестиционное сообщество, да и общество в целом. Это объясняется тем, что людей затрагивают цельные сюжеты, а они всегда связаны с взаимоотношениями и взаимодействием между характерами. Как отдельное слово не расскажет вам ни о чем, так и отдельные технологии, продукты и услуги не составят новой экономической идеи. Только когда мы понимаем, как они взаимосвязаны друг с другом, как они укладываются в новую экономическую картину, наши головы начинают поворачиваться в их сторону. Именно это и происходит сейчас по мере того, как идеологи третьей промышленной революции раскрывают перед нами одну за другой главы повести о новой глобальной экономике. ЗАРОЖДАЮЩАЯСЯ ТРЕТЬЯ ПРОМЫШЛЕННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ – это не только изменение способа ведения бизнеса, но и изменение представлений о политике. Борьба между старыми иерархическими энергетическими интересами второй промышленной революции и нарождающимися горизонтальными энергетическими интересами третьей промышленной революции ведет к появлению новой политической дихотомии, которая является отражением сил, соперничающих за доминирование в коммерческой сфере. Новый политический сценарий будет изменять сам подход людей к политике по мере нашего продвижения в направлении новой эры.
|
||||
